Порочность.

 

Из прозябанья вырвавшись,

От серости, к безумию ведущей,

В мир ярких красок и огней,

Но более жестокий и гнетущий,

С желаньями, мечтами

О бога милости грядущей,

С пути сошёл, сорвавшись в пропасть,

Надежды нить утратив навсегда.

 

И впереди всё пусто,

И позади шальной песок.

Как тяжко и как грустно,

Как сладок был падения порок,

Ведущий из мечты больной

Туда, где серость угнетала,

Где было легче жить с мечтой,

Что всё живое прахом обращала!

 

Та сила, что с небес приходит,

Что заполняет голову и сердце,

Что в паутине мыслей водит,

К желаньям отворяет дверцы,

Стремленье к красоте и шику,

К тому, что виделось тогда

Сродни божественному лику, –

Обманом оказалась навсегда.

Желаемое счастье ложно,

И нет того, чего имел.

 

Да, ошибаться в жизни можно –

Но разве ж этого хотел?

То, что сейчас имеем, мы не ценим,

Бросая время в пустоту,

Но, потеряв всё это, сожалеем,

Утратив молодость и красоту.

 

 

Ещё одна порочность.

 

В себе ублюдка испугавши прямотой своею,

Того, что бросился бежать стремглав,

Всегда мешавшего мне стать немножечко добрее,

Держать не стал – и оказался очень прав.

 

Свалил он безвозвратно, сука, по-английски,

Придушенный своей же ленью беспощадной,

И обожравшись в хлам отборных виски,

Я помянул мерзавца речью складной.

 

Держа стакан и закурив последнюю сигару,

Вслух произнёс могущественный слог.

Из прошлых быдлостей оставлю лишь гитару,

Чтоб спеть о том, как побороть в себе тебя я смог.

 

Проснувшись где-то, вскрикнул: «Кто я, с кем и где?» –

«Ха, милый, ты же с нами! – глас женский прохрипел. –

Кричал вчера, что оказался ты в большой беде,

Необходимо, чтобы кто-то тебя сегодня пожалел».

 

Трусы на голове и в волосах жевачка слиплась,

В зубах застрял какой-то волос кучерявый,

Какая-то девчонка рядом развалилась,

Совсем нага, и глаз подбитый правый.

 

Вот же оно, то утро настоящего мужчины,

Которого, мечтая, жаждут многие юнцы,

Бродя по дебрям злой жизни паутины,

В хлам разбиваясь о судьбы коварные концы.

 

Окаянный.

Тьма непроглядная и вечность –

В тебе, во мне, во всех вокруг.

Тоска лишь, и зловещая беспечность

Сильней вгоняет в мыслей адских круг.

 

Как шлюха, жажда благ неведомых

Разводит на предательство к себе

И вынуждает самых близких, преданных,

Всадить нож в спину настоящему тебе.

 

Кто он, оков сладчайших господин?

Зачем он, разум развращая, губит душу?

Он пришлый хер, из ниоткуда, он один,

Способен всем сказать: «Я вас разрушу».

 

Его Булгаков Воландом прозвал,

Он Дьяволом является поныне,

О Люцифере даже Гёте написал,

В ночи он скачет в облике богини.

 

Страх, ненависть, отчаяние, злоба,

Вся эта неуверенность в себе –

Такая, видимо, у нас, людей, природа:

С собою, окаянным, утопать в борьбе.

 

Два одиночества.

 

Он тихо пил какое-то дешёвое спиртное.

Она же руль держала, слезою упиваясь,

В уме гоняя его пророчество хмельное,

Что одинокой бабкой сгинет, трепыхаясь.

 

Не верил ей, что будут скоро перемены,

Она же убеждать не собиралась никого.

Он знал: пророчества его все бренны.

Она же спать хотела – и больше ничего.

 

Катились по ночной они стихии зимней,

В бесседах жарких размышляя о былом.

Авто укрыл морозный равнодушный иней,

Они же говорили терпеливо обо всём.

 

О бытие, о космосе, картинах и вине,

О милости, великодушии и страсти,

О граффити, увиденных на гаража стене,

И о несправедливости продажной власти.

 

Её глаза напоминали ему детства взгляд,

Ей же хотелось просто рядом с ним сидеть.

Он этим встречам был всегда безумно рад.

Если б умели, наверняка могли б дуэтом спеть.

 

Он зимней ночью как-то, на мосту холодном

Стоя, смотрел на лёд, не замечая никого.

И с высоты моста в своём полёте гордом

Хотел увидеть Бога, поверить чтоб в него.

 

Стоял недолго, в страх с судьбой играя,

Вниз глядя, понимал, что лишь калекой станет.

Что при желании, своей судьбою управляя,

Он и живым до тех небес рукой достанет.

 

Согнулся, в воротник уткнувшись, кашлянул –

И прочь с моста побрёл печальной тенью.

«Чуть не погиб душою и телом чуть не утонул, –

Подумал. – Засравши мозг какой-то хренью».

 

Мост кончился. Ступенька, зебра, поворот,

Автомобиль затормозил со скрипом впереди.

Поднял глаза! Она навстречу уверенно идёт.

«Мой Бог! Я идиот, меня ты строго не суди».

 

                                         (Санкт-Петербург 2010г.)

Честь.

 

Пишу о бреде мутного сознанья,

О верности, о славе, о судьбе,

О финале неизбежном мирозданья,

Сейчас же обращаюсь я к тебе.

 

Как унитаз в сортире общепита,

Душа людская проживает век,

В начале дня начищена, отмыта,

Пока не прикоснулся человек.

 

Пришёл, нагадил мимо и свалил –

Один, второй, десятый, сотый…

Пришёл хороший, дверь открыл –

И убежал, рефлекс почуяв рвотный.

 

И лишь прекрасный ангел белый

В лице уборщицы, узбечки Аиши,

В халате, на метле, как маг умелый,

Дермо отмоет от ещё живой души.

 

Давай же сохраним то человечное,

Что в нас хоть глубоко сидит, но есть.

Давай же не утратим это вечное,

Что издавна все звали словом честь.

 

Ночной отель.

 

Отель, час ночи, сигарета,

Стиралка крутится, и капает вода.

Окно открыто, и шум ветра

Гоняет дождь туда-сюда.

 

Прошёл вдруг кто-то лишь за дверью –

Ты, встрепенувшись, пободрел,

Но он ушёл монахом в келью,

Тебя оставив одного и не удел.

 

Ночь так проходит одиноко!

И нет того, что ты имел.

Ну почему же так жестоко

Тебя тот случай поимел!

 

Сидишь и думаешь об этом,

Осознавая, что уже давно

Тебя никто не понимает,

Ведь это жизнь, а не кино.

 

А там всё просто – ты ведь тот,

Кого лишь надобно играть:

Сегодня – как и в жизни, идиот,

А завтра – папа или мать.

 

 

Но как жить дальше, что же делать,

Кому раскрыться без сомнений?

Хотя достаточно лишь знать и верить,

Что ты не жаждешь жалких утешений.

 

Пусть будет это всё наивно,

И пусть не хочет жизнь меняться,

Пусть ран в тебе очень обильно –

Но им до сердца не добраться.

 

 

 

О новом.

 

Сразу взяло как-то и пропало

Всё то, что ты, даже не мечтая,

Имел и не хранил, словно устало

От того, что ты, в пороке прожигая,

Сжёг все: себя и всё, что окружало

Тебя и мнимый мир твой, прозябая.

 

Назад, конечно, смысла нет смотреть:

Лишь пустота там и нахальства горы,

Но и из жизни ту страницу не стереть,

Как не стереть в самом себе с собою споры

О том, что было правильно, что грех,

Тебя ль простят – иль ты их всех.

 

И сколько ни терзай себя, ни мучай,

Понять пора, что много их, а ты один,

И, твёрже осознав раскаяния милость,

По жизни встать на новый путь,

Ошибок старых и пороков избегая,

Осознав, что их нет и не вернуть.

                   (Санкт-Петербург 2010г.)

Поэт.

 

Мотаясь в безмятежно адском круге

С тоской по чистоте давно минувших дел,

В кабак забрёл, мечтая о надёжном друге,

Которого в тридцатник так и не имел.

 

Бокал пивка и бутерброд домашний,

Элвис что-то фоном мрачно блеет.

На стойке бара бюст стоит уставший,

Чем-то вечным от него немного веет.

 

Лишь он один сегодня мне случайный

Друг, собутыльник и знакомый просто.

Нет, это не какой-то вам статуй банальный –

Велик он был душой в свои два метра роста.

 

Он, словно памятник живой, стоит и смотрит,

Вкушая бредни мнимых гениев порочных.

Он Маяковский, его от вас уже воротит,

Он здесь один, похвал достойный очных.

 

                    (Санкт-Петербург 2010г.)

 

 

Подземка.

 

Серо, многолюдно и прохладно.

При этом одиноко и тоскливо.

Ведь никому здесь ничего не надо,

Народ бежит туда-сюда лишь терпеливо.

 

Мчатся кто куда, кто просто спит,

Так безразлично, равнодушно

К тем, кто на паперти сидит

Иль умирает больно от удушья.

 

Им всё равно, но каждый – личность.

В своем кругу он уважаем и учтив.

Себя мнит светлым эталоном,

Считая, что несёт лишь позитив.

 

И как же так могло случиться?

Не ненавидим мы друг друга,

Но и не можем обратиться,

Когда нам очень-очень туго.

 

         (Санкт-Петербург 2009г.)

 

Волки.

 

Однажды захотелось одному

Товарищу стать господином,

Но домом звать пришлось тюрьму,

А прокурора – гражданином.

 

Да, было там порой не сладко,

Но были и потехи иногда,

Конечно же, баланда-то – не шоколадка,

И нары будет помнить он всегда.

 

Урок жестокий нам преподаёт

Порою жизнь старательно,

И тот, кто выдержит, не упадёт,

Сможет вперёд смотреть мечтательно.

 

Надеясь на себя, пытаемся

Судьбой в азарте управлять.

Волками быть мы не стараемся –

Нас хочет общество такими увидать.

 

                                        (Щигры 2003г.)

 

Бомж.

 

Когда-то назывался человеком,

И имя было у него.

Мама была врачом, отец – генсеком.

Они любили сына своего.

 

Обычным рос мальчишкой,

Учился в школе хорошо.

Подрос – стал обаятельным парнишкой.

С тех пор немало времени прошло.

 

Закончил вуз приличный,

Девчонку встретил, полюбил.

Всё было супер – на работе, в жизни личной.

Он, в общем, неплохим мужчиной был.

 

Всегда всё в дом, в семью,

Любил детей, жену безумно,

Но вдруг судьба подкинула свинью,

Продумав план свой хитроумно.

 

Банально всё произошло:

На самолёте, вдруг упавшем,

Семья погибла – все до одного.

И потерялся смысл жизни дальше.

 

Страдал безумно, но держался,

А боль сильнее становилась.

И всё ж не выдержал, сломался –

Тогда в тартар всё покатилось.

 

Его быстро змей зелёный съел,

Он всё пропил. И не хотелось жить.

Он только пил – не спал, не ел,

Желал спиртным себя убить.

 

И под щитом рекламным ярким,

Изображён где в проруби довольный сытый морж,

Лежал зимой холодной жалкий,

Замёрзший, никому не нужный мёртвый бомж.

 

 

 

 

Гном.

 

 

Не так давно, во времена былые,

Существовали гномы, добрые и злые,

И был средь них один такой,

С кроваво-рыжей бородой.

 

Она была длиннее и пышней,

Так как один секрет таился в ней,

Секрет волшебный, полон чуда:

Златые локоны виднелися оттуда.

 

И если дёрнуть локон тот,

Мечта мгновенно оживёт,

Но чистым нужно быть душою,

Иль горе сбудется с тобою.

 

И жил тогда в стране одной

Зверь с человеческой душой,

Он был упрям и одинок,

Опасен очень и жесток.

 

Его боялись, презирая, все на свете:

И взрослые, и старики, и даже дети,

А он желал лишь одного –

Чтобы любили искренне его.

 

Он так мечтал о той одной,

Любимой, близкой и родной,

Чтобы себя всего ей подарить –

И душу ей свою открыть!

 

Он ненавидел жизнь порою

И жил одною лишь мечтою,

Во сне которой был пленён,

Что лик звериный сбросит он.

 

И серой осенью бродя отчаянно,

Он гнома повстречал нечаянно

И был приятно удивлён,

Что не боится его гном.

 

А гном сказал, что тоже одинок,

Мир и к нему особенно жесток,

Что все хотят лишь одного:

Златых волос сорвать с него.

Но вот пришла пора проститься,

И гном решил ему открыться:

«То, что сейчас ты не просил,

Тебе уже я подарил.

 

Твоя задача – удержать

И никогда не потерять

Вот этот волос золотой –

И будешь счастлив ты душой.

 

Не зверь ты больше, не забудь,

На новый встал теперь ты путь,

На путь нелёгкий, но высокий,

Там ты не будешь одинокий».

 

Зверь услыхал протяжный стон,

И тут исчез внезапно гном.

Зверь посмотрел на землю, ввысь –

И вдруг понёсся, словно рысь.

 

Летел, стремясь к заветной цели,

Минуя дни и долгие недели,

Он пролетал мимо всего,

Вокруг не замечая никого.

Несясь вперёд с оскалом на устах,

Летел жестоко к цели грешной,

И позабыв о нежности, любви, мечтах,

Едва не утонул во тьме кромешной.

 

Он мчался, но не настигал

Того, что гном недавно нагадал.

«Так неужели ж обманул?! –

Он рёвом страшным протянул. –

 

Злость лишь в душе и огорченье:

За что же это всё терпеть?

Я – бога жалкое творенье,

Живущее, чтоб умереть».

 

И мимолётно взором вдруг столкнувшись

С улыбкой неподдельной на устах,

Он, замерев, стоял не шелохнувшись,

И запылал огонь в отчаянных глазах.

 

И разлилось всё ярким, сочным светом,

И жизнь раскрылась, как цветок весной,

И словно снег, упавший с неба летом,

Любовь пришла и принесла покой.

Вдруг так легко на сердце стало,

И захотелось нежно всех обнять,

Оттаяла душа, которая страдала,

А злой оскал улыбкой стал сиять.

 

Без страха лютого стояла и смотрела

Невинным чистым взглядом на него,

Как зверь оттаивал, робея неумело,

И кровожадный облик исчезал его.

 

Она была прекрасна, невинна и чиста,

Как ангел, что с небес пришёл внезапно,

И вспомнил гнома он, и осознал, что это та,

О ком твердил старик так непонятно.

 

Из уст её теплом повеяли слова,

Лаская сладким звуком его слух,

И так приятно закружилась голова,

И так нежно перехватывало дух!

 

«То, что тебя, лишив уютного покоя,

Тревожит и мешает вдоволь жить,

Связать попробуй ты со мною,

Меня попробуй полюбить.

И если чувства посетят тебя,

И ты почувствуешь желанье жить,

Отдайся страсти ты любя,

Чтоб ненависть и злобу позабыть».

 

И речь вернулась к нему вновь,

И стал он говорить тогда

Слова ей не про боль и кровь –

Про то, что он желал всегда:

 

«Я, о такой всегда мечтая,

Которая умела бы любить,

Падал и вновь вставал, не успевая

Даже пытаться тот обман забыть.

 

Не позабыв и о прекрасном,

Что чуть не обратилось прахом,

Скитаясь по путям опасным,

Я утешался лишь грехом.

 

Но в тоже время я порой

О жизни думал предстоящей,

И так желая обрести покой,

Не ведал я о встрече настоящей.

Той, что лучом улыбки озарила

Туманное моё сознанье,

Заботою и лаской одарила

Меня, само очарованье».

 

И сделав паузу мгновенно,

Припал к груди её навек –

И, голову склонив смиренно,

Молвил уже не зверь, а человек:

 

«Когда-то были мы чужие,

Не знали друг о друге ничего,

Теперь, как люди самые родные,

Желаем оба одного –

 

Прекрасного начала той поры,

Что начинается с колец,

Дарующей сладкие дары,

Переплетая судьбы двух сердец.

 

Так радует и так манит,

И душу делает светлей,

И разум сладостно мутит

Улыбкой ласковой твоей.

 

Пусть поцелуем страстным

Сольются губы наши враз,

И озарят лучом прекрасным

Любовь и красота навеки нас!»

 

                 (Россия 1998-2006г.г.)

 

 

Оправдание.

 

Я – идеал в падении греховном,

И нет мне равных как лжецу,

Но обладаю сердцем я огромным,

Не уподоблюсь подлецу.

 

Любил я искренне, лаская

Всех, кто был рядом в жаркий миг,

И так же уходил, не напрягая,

Лишь зачитав тот неприличный стих:

 

«А ты ушла, любви не понимая,

В душе обиду затая,

Так пусть тебя е… собака злая,

А не такой орёл, как я».

 

И было в сердце огорченье,

Ведь всё неискренне сейчас,

И уходить нет настроенья,

Но и ничто не держит вместе нас.

 

И оболгав себя нарочно,

Дурное мнение оставил о себе.

Ты знаешь очень точно,

Что сделал больно лишь себе.

 

         (Санкт-Петербург 2009г.)

 

 

 

 

 

 

 

Незнакомке.

 

Не видел вас и не знаком,

Но каждый раз, когда общаюсь,

Заворожённый, в горле ком,

Встаёт, когда я вами восхищаюсь.

Нет пошлых мыслей в голове,

Я не желаю вас, как блядь,

Лишь хочется узреть наедине,

Почувствовать, услышать и понять.

 

                   (Санкт-Петербург 2009г.)

 

 

 

Прощай.

 

Я не хочу того, что происходит,

И не желаю, чтобы было, как вчера.

Тоска с меня свой глаз не сводит,

Лишь сохраняя мудрость старого пера,

 

Того, что чувство из нутра выводит,

Чтоб было понято оно.

Но, к сожалению, отчаяние сводит

Всё на корню – и на говно.

 

Желанного не достигая совершенством мнимым,

Я, заблуждаясь глубоко,

Самим себя, собой гонимым,

Пытаюсь сделать всем легко.

 

Не понимая смуты милость,

Гоним своею пустотой,

Едва сдержавши злую ярость,

Сижу сейчас я сам не свой.

 

Исполнив смутные страданья,

Хочу сказать лишь об одном:

Гоните первое свиданье

И не пускайте чувства в дом.

 

Иначе ждут причуды

Судьбы неистовой такой,

И извращенцы, рукоблуды

Пренебрегут в тот час тобой.

 

Всё пониманье сути дела

Никак не даст понять одно:

Что дело это уж сгорело

И не волнует никого.

 

Не нужен суд и слов борьба,

И ни к чему обиды лицезреть.

Такая, видимо, судьба:

Терпеть, любить и не сгореть.

 

Договоренности в игнор

И в жопу все сомненья.

Я б расстрелял себя в упор,

Но нет судьбы благоволенья.

Всё будет миленько и смело.

Себя надеждою пленя,

Вгоняя чувства в омут бренный,

Несёмся голову сломя.

 

И лишь потом, лишь после боли,

Лишь оценивши мазохизма прелесть,

Того, что чувства, как пуд соли,

Залезут в рану, словно лесть.

 

Зачем всё было то когда-то,

Зачем мы мучаем себя

(А было всё ведь так п..здато!),

Одиночеством мозги ..бя?

 

Пусть все простят меня за это,

Пусть все простят меня за то,

Что мозг больной у идиота

Всё переводит на говно.

 

Как трудно на тот шаг решиться,

Что в пекло вводит с головой,

Как трудно с совестью сразиться,

Когда от чувств ты сам не свой!

 

Всё поминая лихом прошлым,

Всё, что приходит к нам теперь,

Становишься ты лицемерным, пошлым,

И закрываешь в душу дверь.

 

И снова грязь, печаль, тоска,

И снова будней канитель,

И снова ты со мной резка,

И закрываешь сердца дверь.

 

Да, понимаю, всё возможно:

И разум и болезнь,

Но я влюблён, понять-то можно?

И не хочу замков на дверь.

 

Совсем пропасть мы можем оба

И распрощаться с чистотой.

Разве важней того свобода,

Что не является мечтой?

(Санкт-Петербург 2008г.)

 

 

 

Предательство.

 

Оберегал её, хранил, боготворил,

Ведь так боялся потерять,

Не обижал и крепко полюбил,

И не давал о ней кому-то знать.

 

Считал, что мой очаг и радость –

Она лишь, её хотелось навсегда,

Всё в ней, и искренность, и страсть,

Которую я не обижу никогда.

 

Живя своею жизнью непонятной,

Её оберегая из последних сил,

Пытаясь сделать всё понятней,

Её лишь об одном просил:

 

«Лишь будь мне преданна и жди,

Всё я смогу с тобой, поверь,

На шаг тебя я буду впереди,

И для тебя я отворю любую дверь».

 

Так затуманен был мой мутный разум,

Что не заметил, как она уже давно

Предала меня вот так вот, сразу,

Как только в жизни началось дерьмо.

 

Не замечал предательства и лести,

Сам отдаваясь женщине всецело.

Любовь навек мечтая обрести,

Нож в спину получил очень умело.

 

Как жить, как верить и простить,

Ведь перечёркнуто всё разом?

Я не способен за обиду мстить

И не хочу с ума свести свой разум.

 

Набраться разом, силы, воли, духа,

Всё просчитать – и, развернувшись,

Сказав открыто всё и очень сухо,

Уйти, красиво и цинично улыбнувшись.

 

                            (Санкт-Петербург 2008г.)

 

 

 

 

 

Запрет на любовь.

 

Хочу тебя я видеть, хочу тобою обладать,

Хочу тобою наслаждаться,

Хочу обнять душевно и прижать,

Но приходится держаться.

 

Очаг, семья и мир твой есть святое,

Я никогда об этом не забуду,

К нему имею уважение большое,

Даже когда тобою наслаждаться буду.

 

Пусть будет мир мой для тебя усладой,

Пусть голос будет мой тебе как выдох,

Тепло моё твоею станет пусть отрадой,

А ласки будут, словно жизни вдох.

 

Когда тебе вдруг одиноко станет,

Ты приходи ко мне – я приласкаю.

Когда обидят больно или ранят,

Ты приходи, тебя я жду, хочу и понимаю.

 

                                                 (Выборг 2010г.)          

 

Восемнадцать часов утра.

 

Кто-то рядом лежит, кому я не рад.

Что же такое творилось вчера?

Смотрю на часы, фокусируя взгляд.

Уже времени – восемнадцать утра.

 

Сознанье в себя начинает входить,

Мягкие члены обретают движенье.

Тихонько меня начинает мутить

К себе самому моё отвращенье.

 

Снова себя утешаю надеждой,

Снова себе предвещаю покой

И, разбираясь с грязной одеждой,

Желаю дышать лишь одною тобой.

 

Молвит мораль, что себя убиваю,

Люди с жалостью смотрят вослед.

Знать не хочу никого и не желаю,

Втыкать их нравоучительный бред.

 

Лишь приди, забери и вкуси

Вкус настоящей свободы моей,

Тем самым меня, дорогая, спаси

И от страданий меня отогрей.

 

Тебе подарю я, родная, всего –

Такого себя, каким не бывал,

Ведь нигде, никогда, никого

Прекрасней тебя не встречал.

 

          (Санкт-Петербург 2011г.)

 

 

 

 

 

Странное чувство.

 

Внезапно приходя без приглашенья,

Врываясь бурею страстей безумных,

Нам дарит счастья яркие мгновенья

И радость от поступков безрассудных.

О ней мечтают, себе покоя не давая,

Страдают от неё и проливают кровь,

Ей наслаждаются, плоды её вкушая,

И ненавидят – эту странную любовь.

 

                       (Санк-Петербург 2009г.)

 

 

 

Просто.

 

Я безумно хочу увидеть тебя –

Что же это такое творится!

Ругая за эту слабость себя,

Хочу в тебе раствориться.

 

Банально и просто, возможно,

От сложностей уже так устал!

С тобой спокойно и не тревожно,

К тебе почему-то душою припал.

 

Я перестал тебя стесняться,

Но я хочу тебя обнять,

Я не хочу в тебя влюбляться,

Я лишь хочу тебя понять.

 

Мне без тебя неплохо,

Но не хватает лишь тебя,

Я б мог сыграть ботаника иль лоха,

Но ты же смотришь на меня любя.

 

 

Я не похожий на других,

И нет желанья обольстить.

Дарю тебе я этот стих

Лишь с просьбой строго не судить.

 

                                    (Москва 2009г.)

 

 

 

 

 

 

Лесозабор.

 

Верхушки сосен, озеро, дорога,

Забор длиною в километры.

Осталось ждать совсем немного –

Мне шепчет мягко голос ветра.

 

Зима грядёт, мороз и стужа,

Но всё ж не голод, не война.

Потом весною снова лужи –

И грязь таскать туда-сюда.

 

Боюсь лишь молодость оставить,

Ведь мудрость слишком быстро старит.

Зачем быть мудрым, чтоб лукавить?!

Нет, меня жизнь больше не ударит.

 

Не допущу упасть я ниже,

Хотя ведь некуда уже.

В лесу, конечно, – не в Париже,

Но ведь и мы не в Ле Бурже.

 

                         (д.Лужайка 2010г.)

 

Фантазия.

 

Арка напротив, солнце, мутный пух парит,

С собакой люди мимо просмеялись,

Моё такси, я, бомж у дерева сидит.

С тобою снова мы не повстречались.

 

Принцесса милая, где ходишь ты сейчас,

С кем утро это повстречаешь сладко?

Оно ж ведь Богом создано для нас,

Лучи играют с солнцем в прятки.

 

Иду по улице иль еду по Невы мосту,

Всегда гадаю: если есть ты – тогда кто?

Желаю я увидеть твою лишь красоту,

Не сможет как никогда нигде никто.

 

Возможно, бред фантазии моей ты

Иль безрассудства одинокого творенье.

Да плевать, что нет на свете красоты,

Достойной чувств таких и вдохновенья!

 

                             (Санкт-Петербург 2011г.)

 

Прощенье.

 

Не вправе прощать я кого-то,

Тем более тех, кого не создал.

Пусть Бог вас прощает за что-то,

Что вытворять вас я не вынуждал.

 

Нет у меня ни желанья, ни права

Творить суд над вашим грехом,

Да и в силу своего доброго нрава

Не гневлюсь ни сейчас, ни потом.

 

Будет он добр, если вы откровенно

Расскажете в доме его и со свечкой

О том, как принять готовы смиренно

Волю его, смирившись с жизни осечкой.

 

Я могу вас уверить стопудово в одном:

Если я смог обиду забыть и смириться,

То Бог не допустит ни сейчас, ни потом,

Чтоб до иуды вы смогли опустится.

 

Давайте на этом все с миром простим

Того, кто не может прощать, не любя,

И пусть всё на свете станет другим,

 Когда мир любовью одарим, в иной уходя.

 

                                                      (Щигры 2011г.)

Молитва.

 

Я – мечтавший о публичности личной

Мудак, говорящий о чём-то дурном,

Желающий славы своей неприличной,

Который для всех остался говном.

 

Мне так стыдно за то, что я есть.

Сказали сегодня, что куда-то пропала

Моя странная, гордая, мутная честь,

Где-то совесть она мою потеряла.

 

Что дальше, как жить мне без меры,

Которой нет со мной давным-давно?

Все будни яркие уж стали нудно-серы,

И не прёт ни стих, ни проза, ни кино.

 

Быть может, окончанье так приходит –

Всего, зачем творилось и жилось,

С ума тебя сначала нудно сводит –

И превращает жизнь твою в авось.

 

Как бы там ни было, я не заплачу,

Хочу успеть лишь на мгновенье

Увидеть ту самую свою удачу,

Чтоб попросить за всё прощенья.

 

Как умудрялся обмануть её бесстыдно,

Как уходил от ангела во тьму,

Его обманывал и называл обидно,

Когда спасал он мою убогую судьбу.

 

Позволь лишь с чистым сердцем мне

Тьму, что гордыня поселила, победить,

То, как усомниться, Боже, смог в тебе, –

Последний шанс мне дай, чтоб искупить.

 

                                                (Москва 2011г.)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Проклятье.

 

Быть может покараете меня вы за сие признанье,

А может быть осудит собственный народ жестоко,

Но не может больше сдерживать себя мое сознанье,

Меня простит за нетерпимость пусть всевидящее око.

 

Мечтая я когда-то оказаться в государстве Датском,

Не мог покончить с бюрократизма бременем мудатским,

Это глобальное уничтоженье человеческого рода,

Наличее бумаги, стало судьбу решать всего народа.

 

В тюрьме невинные гниют за страхи властьимущих,

Лежат в земле, кто рот раскрывши стал героем,

Лишь уцелевшие, ухода ради, за могилами, орущих,

О правде, посмертно награжеденных орденом свинцовым.

 

Заботятся о нас, во след перекрестивши вздохом мрачным,

Руки перстом всевидящего ока в лице служителя синода,

Чтоб вдруг с контроля не смогли сойти путем удачным,

Раскрыв их заговор случайно против родного им народа.

 

 

 

Их главный кто-то, кого незная выбирали вместе,

Шли отдавая голоса охрипшие от стонов и молитв,

С коленями в кровь сбитыми на том же самом месте,

Стоит и врет о подвигах солдат не вышедших из битв.

 

Как же вам совести хватает рот свой грязнососный,

Словами о благочистивости своей ублюдской отмывать,

Как бабе нагло можете брехать, чей сын несносный,

Погиб, когда его послали, за кошелек свой  жизнь отдать.

 

Ну почему же вы без нас не можете решать проблемы,

С врагами, которых создали своей же жадностью и ленью,

Оставьте же в покое нас, не надо вашей нам системы,

Нам дайте вы уйти от вас подальше едва заметной тенью.

 

Я верю, придет к вам рано или поздно Божья кара,

Вы заслужили исполнений проклятья этого сполна,

Узнаете вы прелести чистилища проклятого пожара.

И будет там тогда даказана ваша преступная вина.

 

                                                                                      (Курск 2011г.)

 

 

 

 

Родина на колёсах.

 

Дом старый, ветхий, чуть живой,

У дома джип стоит со ржой от соли,

С селом сливаясь авто-красотой,

В лучах играет блеском полироли.

 

В соседнем доме, что с трубой,

Стоящем километра в два отсюда

(Тоже старый, ветхий, чуть живой),

Изводит бабку осенняя простуда.

 

Болото, снова лес, канал с бетоном,

И снова дом, без крыши, но с трубой.

В нём ветер безмятежно вечным стоном,

Неспешно жизнь уводит за собой.

 

Мужик валяется какой-то, пьяный, видно,

На той тропе, что ранее была дорогой,

Теперь же трассою назвать её постыдно –

Она ведь стала совсем разбитой и убогой.

 

И вдруг взор радует цветное что-то,

Что за последних долгих километров -цать,

Как мечта далёкая из той деревни идиота,

Вышка ТВ в тумане будет иногда мерцать.

 

Дым за холмом, забор зелёный и столбы,

Деревья, листья жёлтые валяются везде,

Вон ходит кто-то и пытается найти грибы

В той засранной людьми и временем среде.

 

Таким из поезда увидел я сегодня край,

Который родиной учили в школе называть.

Что ни дом – то убогий обязательно сарай,

Что ни мужик – то матом хочет чью-то мать.

 

Ты, мчась куда-то в торопях тревожно,

Лишь краем глаза успеваешь созерцать

Всё то прекрасное, что очень осторожно

Хранишь, чтоб никогда не растерять.

 

Хранишь, не понимая, для чего всё это,

Зачем хранение чего-то Бог позволил,

Из вечности ведь нет обратного билета,

И всё, что ты берёг, лишь опозорил.

 

 

А ведь иначе в юности всё мнилось,

Казалось, что всё будет лучше впереди,

Но чудо ликом светлым так и не явилось,

И промахов печальных тьма осталась позади.

 

Порой их хочется все разом разрулить,

Не так уж это сделать тяжело и сложно.

А может, просто взять всё – и забыть?!

Хотя забыть совсем всё невозможно.

 

Что делать? Ведь нельзя без смысла,

Ведь без него не хочется творить,

Жизнь словно на краю крутом повисла,

А мне так хочется кого-нибудь любить!

 

                                           &nbs… Продолжение »